“Скользя меж двух соединившихся нельзя”

“Скользя меж двух соединившихся нельзя” - строчки из Игоря Северянина, пожалуй, больше всего подходят для описания “Декалога 4” Кшиштофа Кесьлевского. Какой же гад этот Кшиштофа Кесьлевский! Какая сволочь! Ну, кто, кто еще делает такое пронзительное, поэтическое, и, одновременно гиперметафическое кино! Если вы не любите поляков и Речь Посполитую, посмотрите Кесьлевского, и уже никогда не будете не любить Польшу. А, наоборот, будет ее любить и все ей прощать. 

“Декалог 4” набирает обороты неспешно в унисон мелодии Збигнева Прайснера - живет в блочном доме на окраине Варшавы Дочь и Отец. Живут, не тужат. Дочь учиться на 4-м курсе театрального. Мать умерла 22 года назад... Отец, улетая на самолете, оставляет как бы нечаянно письмо с надписью: “Открыть после моей смерти”. Вокруг письма и вертится сюжет фильма, фильма о любви, о трепетании любви на кончике намека. Любовное трепетание, в свою очередь, лукаво обыгрывается в рамках Библейской заповеди “Возлюби отца своего и мать свою и долго будешь жить на Земле”. Не хочется рассказывать всех перипетий, ибо в их переливах – и весь смак фильма. Скажу лишь, что сюжет разгоняется, разгоняется... и, в конце, ничего не происходит..

Кесьлевский технично подводит зрителя к развязке, к катарсису, но не дает катарсису разрешится от бремени поставленных вопросов. Вместо ответов - темные речи, купание Анки, плюшевые пледы и странный, странный образ, повторяющийся в каждом “Декалоге”, который я видел: вдруг кто-то тащит куда-то чемодан или холодильник. Главные герои вдруг замирают на секунду, смотрят недоуменно: то ли в перенесении холодильников таится разгадка всех декалогов, то ли рабочие на съемочной площадке попали в кадр.

Зритель зависает в высшей точке наслаждения. Ни туда, ни сюда. Рыбка любви трепещет на воздухе под грустную мелодию жизни.