Было какое-то особое поветрие в кинематографе конца 70-х и целиком 80-х годов: это жгучий, неподдельный интерес к людям. К лицам. К самым эпизодическим героям. По улице идёт Ким Бессинджер, а камера выхватывает из толпы тётку ругающуюся со своей собакой. Герои в какой-то забегаловке едят спагетти, а рядом пожилая томная негритянка поёт и кокетливо косится при этом на презабавнейшего старикашку. Курьер никогда не снимающий наушники, и дёргающийся в ритме брейк-данса. Продавец механической курицы, несущей деревянные яйца. Неважно, кто это снимал Эдриан Лайн, Роберт Олтман или Сидни Поллак - в этом они были едины. Умение расширять пределы "вместимости" камеры, придавало их историям объём, принципиально необходимый для любого произведения искусства. Мне грустно и горько, что это умение и этот интерес сейчас почти утрачены. Жизнь вокруг голой фабулы никому не интересна. Клиповый монтаж сладострастно пожирает самую массовую религию двадцатого века.
Первые кадры: виды вечернего Стамбула. Смотришь и понимаешь, что сейчас режиссёр не стал бы им уделять столько времени, даже если бы делал талантливую стилизацию под кино 70-х, как,например, Спилберг в "Мюнхене", а Паркер стал. Но ровно столько, сколько нужно для погружения зрителя в опасную и тревожную атмосферу восточного города. Здесь всё чётко выверенно до секунды, как с хрестоматийным кусочком рафинада у Кислевского в "Три цвета: Синий". Гостинничный номер. Разбросанные вещи. Мужские пальцы суетливо заворачивают в фольгу плитки с гашишем. Пластырем плитки крепятся на обнажённом торсе. Слышны удары сердца. Позже Паркер и Оливер Стоун (сценарист) изящно закольцуют этими ударами всю историю. Но сейчас мы просто понимаем, что этот парень боится. И вот в первые нам покажут в зеркале его лицо. Мальчишеское, немного лопоухое, с абсолютно наивным взглядом человека не на своём месте. Он делает несколько вздохов, стараясь успокоить взбунтовавшееся сердце, и так начинается чудовищное путешествие двадцатилетнего американца Билли Хейса по всем кругам турецкого тюремного ада.
Давно я так отчаянно не сопереживал главному герою. Актёр Брэд Дэвис (как узнал позднее, умер в 91 году от СПИДа, успев отметиться у таких мастеров как Олтман и Фассбиндер) сумел передать своему герою мальчишескую наивность и подростковые неистовость и отчаяние. Билли Хейс на протяжении всего фильма претерпевает ужасные метаморфозы. "Круги тюремного ада" - это не затёртая метафора, а реальные отсылки к "Божественной комедии" Данте (особенно явно в сценах в отделении для умалишённых). Жуткая сцена где вчерашний мальчишка, откусывает язык у своего обидчика, предвосхищает знаменитые кадры из "Молчания ягнят" (правда, там где Демме заигрывает с эстетикой безобразного, Паркер использует чудовищность ситуации лишь для того, что бы показать достижение героем некой запредельной черты: ненависть достигла своего пика, далее последует регресс). А первая встреча в тюрьме Билли со своей девушкой, шокирующая своей откровенностью и безкомпромиссной режиссёрской честностью, вызывает в памяти снятый за два года до этого "Полёт над гнездом кукушки" Формана.
Всё это невозможно описать, это нужно пережить самому. И тогда в памяти остануться виды вечернего Стамбула, крики павлинов, которых турки используют вместо собак, плитки гашиша, завёрнутые в фольгу, повешанная кошка, скомканная одежда, палочные удары по пяткам, мужская, намыленная рука на твоём бедре и вмиг постаревший отец, в отчаянии кричащий твоему палачу: "Не смей трогать его!" Всё это невозможно описать. Это нужно пережить самому. Хотя бы на экране кинотеатра.
Первые кадры: виды вечернего Стамбула. Смотришь и понимаешь, что сейчас режиссёр не стал бы им уделять столько времени, даже если бы делал талантливую стилизацию под кино 70-х, как,например, Спилберг в "Мюнхене", а Паркер стал. Но ровно столько, сколько нужно для погружения зрителя в опасную и тревожную атмосферу восточного города. Здесь всё чётко выверенно до секунды, как с хрестоматийным кусочком рафинада у Кислевского в "Три цвета: Синий". Гостинничный номер. Разбросанные вещи. Мужские пальцы суетливо заворачивают в фольгу плитки с гашишем. Пластырем плитки крепятся на обнажённом торсе. Слышны удары сердца. Позже Паркер и Оливер Стоун (сценарист) изящно закольцуют этими ударами всю историю. Но сейчас мы просто понимаем, что этот парень боится. И вот в первые нам покажут в зеркале его лицо. Мальчишеское, немного лопоухое, с абсолютно наивным взглядом человека не на своём месте. Он делает несколько вздохов, стараясь успокоить взбунтовавшееся сердце, и так начинается чудовищное путешествие двадцатилетнего американца Билли Хейса по всем кругам турецкого тюремного ада.
Давно я так отчаянно не сопереживал главному герою. Актёр Брэд Дэвис (как узнал позднее, умер в 91 году от СПИДа, успев отметиться у таких мастеров как Олтман и Фассбиндер) сумел передать своему герою мальчишескую наивность и подростковые неистовость и отчаяние. Билли Хейс на протяжении всего фильма претерпевает ужасные метаморфозы. "Круги тюремного ада" - это не затёртая метафора, а реальные отсылки к "Божественной комедии" Данте (особенно явно в сценах в отделении для умалишённых). Жуткая сцена где вчерашний мальчишка, откусывает язык у своего обидчика, предвосхищает знаменитые кадры из "Молчания ягнят" (правда, там где Демме заигрывает с эстетикой безобразного, Паркер использует чудовищность ситуации лишь для того, что бы показать достижение героем некой запредельной черты: ненависть достигла своего пика, далее последует регресс). А первая встреча в тюрьме Билли со своей девушкой, шокирующая своей откровенностью и безкомпромиссной режиссёрской честностью, вызывает в памяти снятый за два года до этого "Полёт над гнездом кукушки" Формана.
Всё это невозможно описать, это нужно пережить самому. И тогда в памяти остануться виды вечернего Стамбула, крики павлинов, которых турки используют вместо собак, плитки гашиша, завёрнутые в фольгу, повешанная кошка, скомканная одежда, палочные удары по пяткам, мужская, намыленная рука на твоём бедре и вмиг постаревший отец, в отчаянии кричащий твоему палачу: "Не смей трогать его!" Всё это невозможно описать. Это нужно пережить самому. Хотя бы на экране кинотеатра.
